Неточные совпадения
Камера, в которой содержалась Маслова, была длинная
комната, в 9 аршин длины и 7 ширины, с двумя окнами, выступающею облезлой печкой и нарами с рассохшимися досками, занимавшими две трети
пространства. В середине, против двери, была темная икона с приклеенною к ней восковой свечкой и подвешенным под ней запыленным букетом иммортелек. За дверью налево было почерневшее место пола, на котором стояла вонючая кадка. Поверка только что прошла, и женщины уже были заперты на ночь.
Комната тетенек, так называемая боковушка, об одно окно, узкая и длинная, как коридор. Даже летом в ней царствует постоянный полумрак. По обеим сторонам окна поставлены киоты с образами и висящими перед ними лампадами. Несколько поодаль, у стены, стоят две кровати, друг к другу изголовьями; еще поодаль — большая изразцовая печка; за печкой, на
пространстве полутора аршин, у самой двери, ютится Аннушка с своим сундуком, войлоком для спанья и затрапезной, плоской, как блин, и отливающей глянцем подушкой.
Он останавливался посредине
комнаты и подымал кверху руки, раскидывая ими, чтоб выразить необъятность
пространств. В дверях кабинета стояли мать и тетки, привлеченные громким пафосом рассказчика. Мы с братьями тоже давно забрались в уголок кабинета и слушали, затаив дыхание… Когда капитан взмахивал руками высоко к потолку, то казалось, что самый потолок раздвигается и руки капитана уходят в безграничные
пространства.
Правда, она в сотни раз лучше, чем Лихонин, умела на улице, в саду и в
комнате ориентироваться по странам света, — в ней сказывался древний мужицкий инстинкт,но она упорно отвергала сферичность земли и не признавала горизонта, а когда ей говорили, что земной шар движется в
пространстве, она только фыркала.
С балкона в
комнату пахнуло свежестью. От дома на далекое
пространство раскидывался сад из старых лип, густого шиповника, черемухи и кустов сирени. Между деревьями пестрели цветы, бежали в разные стороны дорожки, далее тихо плескалось в берега озеро, облитое к одной стороне золотыми лучами утреннего солнца и гладкое, как зеркало; с другой — темно-синее, как небо, которое отражалось в нем, и едва подернутое зыбью. А там нивы с волнующимися, разноцветными хлебами шли амфитеатром и примыкали к темному лесу.
Здесь в небольшом
пространстве классной
комнаты, из которой вынесены парты, усердно танцуют дружка с дружкой под звуки «взрослой» музыки десятка два самых младших воспитанниц, в зеленых юбочках, совсем еще детей, «малявок», как их свысока называют старшие.
Эти «за кулисы» было довольно узкое
пространство, отгороженное от публики наглухо занавесью и сообщавшееся сзади через коридор с другими
комнатами.
И как меня вдруг потянуло туда, в задние низенькие
комнаты, в эту провонялую, сырую атмосферу, на эти клеенчатые диваны, на всем
пространстве которых, без всякого сомнения, ни одного непроплеванного места невозможно найти!
Другие же, легкобольные или выздоравливавшие, или сидели на койках, или ходили взад и вперед по
комнате, где между двумя рядами кроватей оставалось еще
пространство, достаточное для прогулки.
Сенечка, ходивший по
комнате, помолчал, подошел к темному окну и, смотря куда-то в черное
пространство, ответил...
Людовик. Благодарю вас, мой архиепископ. Вы поступили правильно. Я считаю дело выясненным. (Звонит, говорит в
пространство.) Вызовите сейчас же директора театра Пале-Рояль господина де Мольера. Снимите караулы из этих
комнат, я буду говорить наедине. (Шаррону.) Архиепископ, пришлите ко мне этого Муаррона.
— Вы сказали, — перебил его доктор, — что вы живете вне времени и
пространства. Однако нельзя не согласиться, что мы с вами в этой
комнате и что теперь, — доктор вынул часы, — половина одиннадцатого 6-го мая 18** года. Что вы думаете об этом?
Волки, которые теперь от голода совсем обнаглели и забегали в деревню даже днем, вероятно, с любопытством и со злобой следили издали в длинные лютые вечера, как в освещенном окне на краю деревни рисовалась нагнувшаяся над столом человеческая фигура и как другая фигура, тонкая и длинная, быстро шныряла по
комнате, то пропадая в темных углах, то показываясь в освещенном
пространстве.
Я не кончил… Язык у меня запутался от мысли, что я говорю с людьми ничтожными, не стоящими и полуслова! Мне нужна была зала, полная людей, блестящих женщин, тысячи огней… Я поднялся, взял свой стакан и пошел ходить по
комнатам. Когда мы кутим, мы не стесняем себя
пространством, не ограничиваемся одной только столовой, а берем весь дом и часто даже всю усадьбу…
(Аналогичная задача ставится современными художниками, пытающимися передать многомерное
пространство плоскостным рисунком, подобная же мысль пленяет детское воображение — · посмотреть, что делается в
комнате, когда нас там нет.)
Во время этого разговора в одной из множества комнаток, на которые разделено закулисное
пространство, сидела Илька.
Комната, пропитанная запахами духов, пудры и светильного газа, носила сразу три названия: уборной, приемной и
комнаты m-lle такой-то…У Ильки была самая лучшая
комната. Она сидела на диване, обитом свежим пунцовым, режущим глаза, бархатом. Под ее ногами был разостлан прекрасный цветистый ковер. Вся
комната была залита розовым светом, исходившим от лампы с розовым абажуром…
Классная дама, тихо ступая, ходила по узким
пространствам между рядами кроватей, «переулкам», как их называли в институте, и наконец, пожелав нам доброй ночи, исчезла за дверью своей
комнаты, помещавшейся подле дортуара.
Длинная, как и столовая,
комната с выстроенными рядами постелями, примыкающими изголовьями одна к другой, была освещена газовыми рожками. Между кроватями было небольшое
пространство, где помещались ночные шкапики и табуреты.
И доктор в соседней
комнате стал говорить о суровой природе, влияющей на характер русского человека, о длинных зимах, которые, стесняя свободу передвижения, задерживают умственный рост людей, а Лыжин с досадой слушал эти рассуждения, смотрел в окна на сугробы, которые намело на забор, смотрел на белую пыль, заполнявшую всё видимое
пространство, на деревья, которые отчаянно гнулись то вправо, то влево, слушал вой и стуки и думал мрачно...
Он лежал у себя в
комнате навзничь на кушетке и глядел куда-то вверх, в
пространство, помутившимся взглядом. Для него было все кончено.
Княгиня несколько раз нервною походкой прошлась по
комнате и снова села. На окружающую обстановку, действительно художественную, она не обратила никакого внимания. Она чувствовала себя в каком-то
пространстве.
Этот взгляд был устремлен в
пространство. Он, пристальный и ласкающий, покоился на мне, но не видал меня. Все портреты знают, что их будут созерцать, и отвечают глазам глазами, которые неотступно следят за нами, с момента нашего входа и до нашего выхода из
комнаты, где они находятся.